Единственное, что я понял, что Солнце на вкус как заваренная ромашка
Которую, разрывая по лепестку каждый цветок, я кидаю в чашку
В надежде на то, что именно вот этот красивый окажется тем самым крайним
Освободившим меня от моего безумного труда поисков давних
Но нет. Я отрываю твое последнее слово и кидаю его в кучу закрытых дел
Ты была делом номер восемьсот двенадцать, я этого не хотел
Я, правда, не хотел этого, я надеялся, что все получится
Но теперь я заливаю прошлое кипятком, чтобы выпить его и не мучиться
И вот, стоя у окна, я делаю обжигающий глоток из тех, кто был моим Солнцем
Ловя, как тысячи забытых поцелуев, пар от чашки своим лицом
Снова небо ясное, все будет хорошо, Сашка
Как же забавно все-таки, что Солнце на вкус как заваренная ромашка
Единственное, что я понял, что Солнце на вкус как заваренная ромашка
И совсем не тяжко делать горячим обжигающим солнечным паром затяжку
Выливать кипяток полевых цветов себе на кожу
И смотреть, как она молодая осторожно сворачивается в морщины. Можно
Я когда-нибудь перестану пить этот обжигающий мое эго напиток
Сваренный из сшивших мои закрытые дела отношений ниток?
И я ведь не пью, и поэтому не утопить мне все это в вина литре
И моему чистому разуму не скрыть это все в амф*таминовом трипе
И не липни ко мне, мысль о воде алой в моей горячей ванной
Да, я такой усталый, но уйди, уйди, не шепчи мне, лукавый
Мама, разве может быть на самом деле все так странно?
Ладно, пойду умоюсь. Закрываю окно. К осени становится прохладно
И иногда мне кажется, что это все оставит меня
Только на балкончике где-нибудь в Париже
Когда я выйду на него выпить не прокисший
Настой из ромашек, а чашку кофе. И чуть выше
На соседний балкон выйдешь ты, не цветок, а измученный поисками человек
Судорожно вспоминая свой корявый французский
Я скажу тебе: «Bonjour», а ты устало протянешь мне: «Привет»